1) Формы брака в языческую эпоху. Как видно из истории возникновения семьи, похищение должно быть признано первой формой индивидуального брака. Это именно указывается нашими летописными сказаниями о древлянах, радимичах, вятичах и северянах; таким образом, похищение было господствующей формой брака у многих славянских племен перед принятием христианства, но не у всех.
В обрядовой форме похищение сохранилось до сих пор в разных краях славянского мира: так, по свадебному обряду великоруссов, поезжане жениха, отправляясь за невестой, приносят клятву во взаимной верности так, как бы отправлялись в опасный военный поход: «Но цалуй же Божие милосердие, щоб стоять друг за друга, брат за брата, за единую кровь» (Этногр. сб. I, 254).
По свидетельству Вука Караджича, «в Сербии доселе похищают девиц: на отмицу (похищение) выходят с оружием, как на войну, иногда похитители поджидают девушку у стада, или когда она пойдет за водою, хватают ее и уводят» («Речник», под словом «отмица»).
Но похищение может быть или действительным, или мнимым; последнее бывает тогда, когда родители и невеста согласны на брак и до похищения. В такой форме совершаются браки и теперь у русских – это свадьбы убегом или уходом; то же самое надо сказать о сербской отмице и римском usus.
Практическое основание этого есть желание избежать сложных и дорогих форм религиозного брака. Быть может, действительное похищение господствовало только уже у одних древлян; у прочих племен похищение, по-видимому, имело уже мнимое значение: «…с нею же кто съвещашеся». С какого момента возникает брак при похищении?
Если с момента похищения, то основанием брака служил бы грубый факт насилия. Брак при похищении (как показывает римский термин «usus») возникает с момента истечения известной давности, правильнее с момента примирения обеих сторон, соглашения воли, признания факта.
Вторым способом заключения брака в языческую эпоху была покупка: некоторые из русских историков не признают ее за первоначальную форму, потому что при ней необходимо предположить весьма сильную отцовскую власть, чего нельзя признать при коммунальном браке.
Однако, продажа могла быть совершена не непременно отцом, но и матерью, а также главой рода и родового союза. Последнее уцелело и при переходе родовых союзов в государственные, так что плата (выводная куница) взимаема была или князем, или его местными правителями.
Другой способ происхождения платы за невесту связывает его с похищением: именно она явилась, как следствие примирения жениха-похитителя с родом невесты, причем первый платил второму выкуп. Несомненно, что покупка была одной из древнейших форм у славян. Арабский писатель Казвини говорит о руссах: «Тот, у кого родилось две или три дочери, обогащается, тогда, как имеющий двух-трех сыновей делается бедняком».
Кроме того, свидетельство о покупке невесты, как древнейшей форме брака у славян, содержится в терминах брачного права: так, «вено» (обеспечение приданого жены на имении мужа) значит собственно цена: «не пять ли птиц вениться пенязема двема», говорится в древних переводах Евангелия. Позднейшее вторичное распространение ее у североруссов нужно приписать влиянию татар (она и называется калымом).
О нынешней обрядовой форме покупки у русского народа этнограф Терещенко свидетельствует так: «В некоторых местах, особенно в городе Нерехте, покупают невесту за деньги. Не только бедные, но и богатые поселяне почитают себе за бесчестье отдать дочь безденежно: чем выше цена, тем более чести для невесты, о чем провозглашается немедленно по деревне.
Продажная цена называется калымом («Быт русского народа»). У других славян эта форма исчезла, и потому брак через покупку сделался характерной особенностью германского брака в отличие от славянского. Эта форма брака состоит в передаче (за известную цену) власти от родителей или родственников на женщину ее жениху.
Но, судя по нынешним свадебным обрядам, простая передача купленной невесты уже в древние времена развилась в весьма сложные формы, очень напоминающие римскую форму брака через coemptio.
Она состоит из договора предварительного (запродажной сделки), который в свою очередь распадается на два акта: «сватовство», т. е. осмотр предмета сделки (невесты), через посторонних, и «рукобитье», т. е. заключение сделки самими сторонами. Стороны, заключающие ее, суть родители жениха или сам жених и родители невесты.
Содержанием сделки служат условия о величине выкупа и о сроке совершения брака; форма совершения ее обыкновенно – словесная и символическая («рукобитье, зарученье, т. е. связыванье рук»); сюда впоследствии присоединились некоторые религиозные формы («богомолье», «литки» или пропоины, т. е. языческая жертва через возлияние).
Плата за невесту бывает и действительная («вывод» или «кладки»), получаемая отцом невесты (уже без всякого участия родовой или общественной власти), и обрядовая «выкуп», получаемый братом невесты или подругами ее, но здесь также скрывается действительная продажа, как видно из следующей свадебной песни:
«Осударь ты мой, ясен сокол, милый брат,
«Уж не кидайкося ты на злато-серебро,
«Уж не продакайко ты меня в цузи людзи».
(Этногр. сб. I, 155).
Самый брак при покупке состоял только в передаче невесты жениху. Для понятия о семье весьма важны вопросы, кто имеет право передавать невесту, и что именно передается, личность ли невесты или власть над нею.
Что касается первого вопроса, то показания русского обычного права двоятся: в западных частях империи передают оба родителя, в восточных – один отец; первое совершенно согласно с двойственной формой родительской власти у славян, второе должно быть изъяснено долговременным влиянием татар.
Передается не невеста, как вещь, а символы власти над нею. В различии символов выражается разная степень такой власти: так, у германцев таким символом служит меч, а у русских – плеть, т. е. в последнем случае передается не право жизни и смерти, а лишь право наказаний.
Уже в доисторическую эпоху у одного из славянских народов, именно полян, появляется 3-я форма брака, основанная на свободном соглашении и на религиозных обрядах, именно приведение. Сущность ее, по летописи, состоит в том, что не жених идет в дом невесты за нею, а ее приводят к нему в дом, и в том, что не он платит за невесту, а за нею приносят приданое.
Первой чертой приведение отличается от похищения, второй – от покупки. Но по обрядам, поныне уцелевшим, можно полнее восстановить эту форму: она заключается в религиозных действиях.
Нынешние свадебные обряды служат самым верным и самым точным историческим свидетельством о древнеязыческой религиозной форме брака, так как в них, с одной стороны, ясно отображаются языческие религиозные обряды, которые не могли образоваться в христианское время, а с другой стороны, замечается полное сходство с римской формой брака через confarreatio, без всякой возможности заимствования этой последней славянами у древних римлян.
Как известно, важную роль при конфарреации играет panis farreus, который есть не только символ общения имущественных прав в браке, но есть жертва богам; такую же роль занимает в русских свадебных обрядах так называемый каравай, который есть священная жертва божеству.
Затем центральным моментом религиозного заключения брака при конфарреации было посажение брачущихся на коже жертвенных животных; точно то же значение имеет у нас так называемое «сажание на посад» на шубе. Затем, как в римской конфарреации, так и у нас, брак освящается молитвой и священными формулами (благословением) и употреблением символов огня и воды.
Таким образом и в языческую эпоху брак возвысился до своего последнего, т. е. религиозного значения. Жена водимая уже существенно отличается от наложницы; брак получает прочность и обязательность не только для жены, но и в равной степени для мужа.
Нет сомнения, и в языческую эпоху брак предварялся актом обручения и требовал для совершения известных условий. Но из языческих времен мы не имеем свидетельств о них: лишь некоторые, которые требовались и требуются обычным правом, могут быть отнесены ко временам язычества. Они будут указаны в своем месте.
2) Брак в христианскую эпоху установился постепенно в течение столетий, представляя смешанный результат действия русского обычного права, византийских светских законов и церковного права.
Обручение. Брак предваряется обручением, которое на языке обычного права называется сговор или своды.
Это есть договор между сторонами о будущем совершении брака. Но взгляд церковного права и русского обычного права на обручение весьма различен; церковное право придавало обручению все более и более самостоятельное значение: между родственниками обрученных возникает свойство, препятствующее совершению брака; обручение признано нерасторжимым и получает религиозное освящение в особом обряде.
Между тем, по обычному праву, этот договор есть только имущественный; неисполнение его ведет к уплате неустойки – заряда; договор облекался уже с древних времен (см. рядную Тешаты XIII в.) в формальную письменную сделку – рядную запись, совершаемую в Московском государстве крепостным порядком, по ней стороны имели право иска в суде.
По словам Котошихина, если отец жениха или сам жених проведает после сговора, что невеста «в девстве своем не чиста, или глуха, или нема, или увечна, и что-нибудь худое за нею проведает… и тое невесты за себя не возмет; и тое невесты отец или мать бьют челом патриарху, что он по сговору и по заряду тое невесты на срок не взял и взяти не хочет; и по зарядным записям на виноватом возьмут заряд…».
То же и в обратном случае – если отец невесты проведает про жениха, что «он пьяница, или зернщик, или уродлив».
Несмотря на то, что, по взгляду обычного права, обручению придана гораздо меньшая сила, на практике и в этой форме обручение вело к большим неудобствам: активными сторонами в договоре обручения являлись родители или опекуны и иногда совершали его в малолетстве обручаемых задолго до наступления брака, и этим совершенно устранялось участие в деле свободного произволения брачущихся.
Далее, хотя уплата заряда освобождала от необходимости совершать брак, но заряд обыкновенно назначался большой, и уплата его не всегда была возможна.
Относительно церковного обручения еще византийские императоры (Лев) предвидели эти невыгоды и для обручения назначали те же условия, как и для брака (возраст 14 и 12 лет); тогда церковное обручение начали совершать вместе с браком. К этому же способу прибегли (как увидим) и у нас.
Петр Великий, реформируя семейное право, имел перед собой двойную задачу: во-первых, лишить сговор имущественно-обязательной силы и, во-вторых, отнять у церковного обручения его религиозную обязательность.
То и другое совершено указом 1702 г. апреля 3 (П. С. З., № 1907), по которому рядные и сговорные записи велено отставить и впредь их в приказе крепостных дел не писать: вместо того дозволено писать расписки приданому за руками, т. е. за подписью.
Таким образом удержана одна часть прежнего договора, именно обязательство выдачи приданого, если брак состоится; заряду же (неустойки) в этих записях никакого писать не велено. Так исчезла прежняя имущественная обязательность обручения. После Петра и последняя черта этой обязательности, именно роспись приданого, отменена обычаем.
Но это только половина дела: оставалось церковное обручение с его обязательностью. На этот счет тот же указ продолжает: обручение должно быть за 6 недель до венчания, и «буде обручатся, а после обрученья жених невесты взять не похочет, или невеста за жениха замуж идти не похочет же и, в том быть свободе по правильному св. отец рассуждению».
Такая ссылка на св. отцов, как мы видели выше, совсем не оправдывается нашей кормчей: в ней обручение имеет почти такую же силу, как и брак. По каноническим постановлениям, причины для расторжения обручения почти те же, что и для расторжения брака.
Русский законодатель именно старается уничтожить эту строгость и потому определяет: «…обручение упражнятися может вин ради сицевых: аще бы жених обручил себе невесту сущу неблагообразну или во удеси коем пагубну, поврежденну, мнящи яко красна есть и благообразна, нескорбна и здрава; по обручении же аще бы уведал, яко есть безобразна, скорбна, нездрава, может от нее быти свободен».
Здесь основной причиной расторжения является то, что жених нехорошо ознакомился с физическим видом и здоровьем невесты, или, говоря проще, ему невеста не понравилась после обручения. Это вызвано предшествовавшим состоянием дела, когда обручались совсем незнакомые друг другу лица, а иногда взамен кривой, хромой или рябой невесты на смотринах подставлялась ее красивая сестра или служанка.
Само собой разумеется, что при этом удерживаются и канонические причины расторжения обручения. Естественно рождается вопрос: зачем же в таком случае было удерживать обручение и еще требовать 6-недельного промежутка между ним и браком?
Это опять объясняется обстоятельствами эпохи: до обручения молодые люди могли вовсе не знать друг друга; после обручения нравы того времени позволяли бóльшую свободу обращения между женихом и невестой; тогда могли установиться между ними симпатии или антипатии.
Но этого же, конечно, можно достигнуть и без обручения: с переменой общественных нравов, лица разных полов могли узнавать друг друга, и не будучи обрученными. О том постарался именно сам Петр, уничтожив азиатскую и несколько лицемерную раздельность полов в обществе, например, посредством своих знаменитых ассамблей.
После него, в XVIII в., общество впало в противоположную крайность, дошло до общественной распущенности; уже нечего было заботиться, что молодые люди до брака могут не знать друг друга в лицо.
В 1744 г. сделана была попытка возвратить обручению его прежнюю каноническую строгость, тогда (П. С. З., № 9088) дела о расторжении обручения велено было представлять через синод на Высочайшее усмотрение.
Через это вновь явились все прежние затруднения из отношений обручения к браку; но такой порядок удержался недолго: в 1775 г. существование обручения, как отдельного акта, было уничтожено синодским указом (П. С. З., № 14357); с тех пор обручение сделалось простым церковным обрядом, который совершается вместе с самим браком, а сговор превратился в семейный обряд без всякой юридической силы.
