Приступая к определенно тех начал, на которых может быть основана краткосрочная давность, погашающая наказание, мы не можем не заметить, что этот вид давности имеет много общего с краткосрочною давностью преступления.
Постановления закона, в силу которого приговор, не приведенный в течение 2 или 3 лет в исполнение, можно объяснить тем, что преступления, влекущие за собою подобные приговоры, относятся к разряду деяний, нарушающих общественное спокойствие лишь в незначительной степени.
Власть судебная и лица, наблюдающие за исполнением решений, не могут уделить этим малозначащим приговорам то внимание, с которым они относятся к приговорам, вызванным тяжкими нарушениями.
И сам законодатель, признавая этот вид давности, руководствуется теми же соображениями, как и при определении наказуемости деяний. Так, чем выше стоит в его глазах преступность деяния, тем тяжелее и наказание, с ним сопряженное, и тем продолжительнее срок, в течение которого оно может быть приведено в исполнение.
Итак, 1) законодатель, усматривая, в какой степени то или другое деяние угрожает общественному спокойствию, и назначая за одни преступления смертную казнь, за другие – арест или незначительный денежный штраф, не совершает ничего произвольного, постановляя, что приговоры последнего рода погашаются, если в течение трех или пяти лет они не будут приведены в исполнение.
От его усмотрения зависел выбор того или другого наказания, от него же будет зависеть и определение последствий, вытекающих из постановленного приговора. Постановление это является тем более разумным, что оно, во 2) вполне соответствует требованиям уголовной политики, – исполнение какого-нибудь ничтожного приговора, отдаленное многими годами от его постановления, может скорее взволновать, чем успокоить умы.
Взыскание, даже самое ничтожное, по прошествии нескольких лет окажется и более тяжелым, чем в момент его определения, и, что всего важнее, менее необходимыми. Его применение к осужденному, как мы заметили, скорее взволнует, чем успокоит общество; оно, далее, обнаружит некоторую небрежность органов правосудия, наблюдающих за исполнением решения, небрежность, которая в данном случае может вызвать значительное ухудшение участи осужденного.
Исполнение подобных приговоров по прошествии известного времени является, наконец, неуместным в тех случаях, когда обвиненный своим безукоризненным поведением доказал, что приговор повлиял на него как спасительный урок.
Исправление, как мы не раз замечали, не может быть признано основанием давности, но в данном случае мы обращаем на него некоторое внимание потому, что мелкие, второстепенные нарушения принадлежат именно к тому разряду деяний, которые легко обращаются в привычку, и из того, что виновный уклонялся от их совершения, можно не без основания сделать заключение о том, что он в известной степени исправился.
Делая общий вывод из всего сказанного нами об основаниях давности в уголовном праве, мы приходим к тому результату, что, во-первых, долгосрочная давность преступления основывается на справедливости и совершенно оправдывается бессилием уголовного правосудия восстановить по прошествии долгого времени состав преступления и решить вопросы о вменяемости и степени виновности подсудимого.
Во-вторых, та же справедливость, но только примененная к совершенно иному объекту, может быть рассматриваема и как основание, оправдывающее долгосрочную давность наказания.
Этот вид давности покоится, как мы старались доказать, на том положении, что наказание, примененное по прошествии долгого промежутка времени, превышает тяжесть кары, определенной законом и назначенной судом, а потому и становится наказанием несправедливым.
Оба указанные нами вида давности, вытекая из различных требований справедливости, применяются к совершенно различным объектам и влекут за собою, как мы увидим, далеко не одинаковые последствия.
Пунктом, в котором они соприкасаются, является давность краткосрочная. Начало, лежащее в основе обоих ее видов, вытекает из отличительных свойств тех нарушений, с которыми она сопряжена, и из требований уголовной политики.
