Ознакомившись в общих чертах с тем положением, которое занимает учение о перерыве давности наказания в современных кодексах и теории, посмотрим, может ли вообще быть допущен перерыв рассматриваемого нами вида давности.
Говоря о давности уголовного преследования, мы старались доказать, что для наличности ее необходимо, чтобы в течение всего законом установленного давностного срока не был составлен приговор, осуждающий подсудимого.
Исходя от этого положения и принимая во внимание те основы, на которых покоится этот вид давности, мы пришли к полному отрицанию существования каких-либо обстоятельств, прерывающих ее течение. Но совершенно иначе поставлен вопрос по отношению к давности, погашающей наказание.
Приговор, осуждающий преступника, погашается, если в продолжение всего давностного срока он не будет приведен в исполнение. Из этого положения вытекают два последствия: 1) давность наказания прерывается исполнением его, и во 2) только одно исполнение может иметь такое значение.
Сопоставляя наши воззрения на перерыв обоих видов давности, нас, быть может, упрекнут в непоследовательности; отрицая существование перерыва относительно одного вида давности, мы допускаем его относительно другого. Но к этому выводу мы приходим вследствие того, что не считаем обе давности тождественными. Сличение их определений как нельзя лучше убеждает в этом.
Перерыв давности наказания, истекая из самого ее определения, оправдывается, кроме того, целым рядом весьма веских данных.
Так, его необходимость может быть объяснена уже тем, что государство, имея более существенный интерес в применении к осужденным определенных им наказаний, чем в преследовании лиц, виновность которых делается с течением времени более и более сомнительной, должно для этой цели иметь и более средств под руками.
Непризнание за исполнением приговора значения перерыва давности умалило бы репрессивную силу государственного правосудия.
Но, далее, признание обстоятельств, прерывающих течение давности наказания, оказывается особенно необходимым и потому, что их отрицание повлечет за собою ряд весьма странных последствий.
Так, если мы вместе с некоторыми французскими писателями станем утверждать, что давность наказания не может быть прервана потому, что законодатель, установив давностный срок, тем самым выразил ту мысль, что исполнение приговора не может состояться по истечении этого времени, то нам тогда придется безразлично зачислять в давностный срок и время действительно отбытого преступником наказания, и время, проведенное им в бегах; нам, придется, следовательно, признать, что давность течет единовременно с применением к преступнику наказания.
Так, если лицо, приговоренное к наказанию, погашаемому двадцатилетним сроком, пробыв три года в тюрьме, два года в бегах, будет затем посажено снова в тюрьму и убежит оттуда через год, то спрашивается, может ли подобное лицо по прошествии 14 лет утверждать, что наказание, ему определенное, погашено давностью.
Мы не затрудняемся дать отрицательный ответ. Со времени его бегства не прошло еще 20 лет, соединять же безразлично все перечисленные нами промежутки времени мы считаем неправильным, так как давность, погашающая известное наказание и исполнение этого наказания, понятия, друг друга исключающие.
Отрицая перерыв давности, мы бы должны были последовательно прийти к тому выводу, что течение этой давности может начинаться только со времени объявления приговора, а не со дня побега осужденного. И обратно, признание его бегства началом давности приводит к признанию за исполнением решения силы обстоятельства, прерывающего течение давности.
Эта тесная связь между вопросами о начале давности, при бегстве осужденного и об обстоятельствах, прерывающих давность, выступает особенно резко во французском праве, которое, как мы видели, не содержит никаких постановлений о начале давности в случае побега преступника и обходит, вместе с тем, молчанием вопрос об обстоятельствах, нарушающих давность приговора.
Обобщая все сказанное нами, мы приходим к тому заключению, что исполнение приговора должно быть сочтено обстоятельством, прерывающим давность наказания потому, что
1) это положение вытекает из самого существа рассматриваемого нами вида давности,
2) потому, что оно обусловливается охранением высших интересов правосудия, и, наконец, в
3) потому, что его отрицание привело бы к указанному нами сопоставлению двух друг друга исключающих понятий исполнения наказания и его погашения.
Но, допуская перерыв давности, нельзя по примеру Шварце придавать подобное значение всем действиям судебных или административных мест, направленным против осужденного. Такая широкая постановка вопроса может сделать существование самого института призрачным, и, наконец, ее несостоятельность видна из невозможности положить в ее основу какой-либо руководящий принцип.
При решении вопроса о том, какие именно административные или судебные акты могут прерывать давность, следует всегда исходить от того положения, что перерыв давности должен заключать в себе нечто диаметрально противоположное тому, что составляет существенное условие бытия давности.
Приговор, как мы видели, погашается давностью, если он в течение законом установленного срока не будет приведен в исполнение. Итак, неисполнение приговора есть существенный реквизит давности, и его исполнение будет обстоятельством, имеющим силу перерыва.
Из всех современных кодексов Бельгийский разрешает всего правильнее этот вопрос. Ст. 96 постановляет, что давность наказания прерывается арестом осужденного. Постановление это мы находим вполне целесообразным.
Лишение свободы под различными наименованиями занимает господствующее место в нынешней репрессивной системе, и арест осужденного если и не может быть рассматриваем, как применение к виновному наказания в буквальном смысле этого слова, то он во всяком случае имеет значение меры, непосредственно ведущей к этой цели.
При денежных штрафах обстоятельством, прерывающим давность, будет наложение запрещения на имение и опись его.
На практике легко может случиться, что исполнение приговора, прервав давность, будет снова по каким-либо причинам приостановлено. Течение новой давности, столь же продолжительной, как и прежняя, должно начаться в этом случае с того момента, когда прекратится применение к осужденному наказания.
Обстоятельства, прерывающие давность, сглаживая все время, им предшествовавшее, отодвигают момент истечения давности и растягивают, таким образом, давностный срок на время неопределенное и, быть может, очень продолжительное.
Непризнание за исполнением приговора прерывающей силы могло бы, конечно, устранить это неудобство, но, по вышеизложенным причинам, вопрос этот не может быть разрешен в подобном смысле, а потому остается или прибегать в каждом отдельном случае к помилованию, или же, как говорит Гирцель[1], определить законодательным путем известный, крайний срок, по истечении которого никакое исполнение приговора не может быть вообще допущено.
[1] Какие бы возражения ни вызвало предложение Гирцеля, но ему во всяком случае должно быть отдано предпочтение перед мнением Бернера, который, как мы уже прежде имели случай заметить, самым произвольным и бездоказательным образом ограничивает действие перерыва только тем сроком, который установлен законом.
