Обращаясь к давности краткосрочной, считаем нужным заметить, что под этим понятием мы разумеем давность, погашающую преступления в сроки до пятилетнего включительно.
Давность долгосрочная находит, как мы старались доказать, свое единственное и полное оправдание в идее справедливости. Давность же краткосрочная покоится скорее на требованиях уголовной политики и на том положении, что карательная власть государства в различной степени интересуется противозаконными деяниями и придает одним из них более, а другим менее важное значение.
Постановляя, что известные деяния погашаются пятилетнею или шестимесячною давностью, законодательство тем самым показывает, что преследование этих нарушений по истечении этих сроков менее соответствует интересам правосудия чем, полное забвение их.
Подобное понимание краткосрочной давности может на первый взгляд показаться произвольным, но оно находит свое полное оправдание в характеристических особенностях тех преступлений, которые обыкновенно влекут ее за собою.
Отличительная черта этих деяний заключается в том, что 1) они стоят на низкой степени преступности и что 2) они возмущают общественный порядок только во время, непосредственно следующее за их совершением. Рассмотрим поближе этот вопрос. Степень преступности деяний, воспрещенных законом под страхом наказания, разнообразна до бесконечности.
Наряду с деяниями, направленными против целости и неприкосновенности государства, против жизни и свободы граждан, мы встречаем множество полицейских проступков и иных мелких нарушений имущественных и личных прав.
Характеристическая черта всех этих нарушений состоит в том, что они изобличают меньшую степень испорченности и напряженности преступной воли или же что последствия, которые они влекут за собою, столь ничтожны, что уголовное правосудие может уделить им только незначительную долю того внимания, с которым оно следит за нарушениями, потрясающими самые основы общественного организма.
Проступки, погашаемые краткосрочною давностью, обладают далее, как мы заметили, лишь временно характером явлений, возмущающих общественное спокойствие. Наряду со многими полицейскими проступками сюда относятся главным образом нарушения законов о печати.
Преступность этих деяний есть преимущественно относительная. Не говоря уже о том, что запрещенное в одном государстве дозволено в другом, но даже в пределах того же самого государства мы встречаем величайшее разнообразие в воззрениях на эти нарушения.
То, что при существовании в правительственных сферах известного направления считается крайне предосудительным и даже опасным для бытия государства, с переменою этого направления утрачивает совершенно свой преступный характер и является не только терпимым, но даже и похвальным. Всякий государственный или общественный переворот, всякая реформа влияют на цензурные постановления.
Но и при отсутствии каких-либо изменений в строе государственной жизни рассматриваемые нами нарушения отличаются тем, что они имеют только временное, мимолетное значение; какая-нибудь газетная статья, произведя при своем появлении даже сильное впечатление, скоро забывается, о ней через какой-нибудь месяц никто не говорит; новые события, новые интересы отодвигают ее на задний план.
Краткосрочная давность, погашающая подобные нарушения, обусловливается, с одной стороны, их преходящею преступностью и имеет, с другой стороны, значение одной из самых важных гарантий независимости и свободы печатного слова. Положение авторов было бы крайне непрочно, если бы общественному и частному обвинителям было во всякое время дозволено начинать против них преследование.
Статья, не имевшая ничего предосудительного в момент своего появления, через год или через полтора может получить значение более или менее тяжкого нарушения цензурных постановлений.
При существовании долгосрочной давности этих нарушений положение автора могло бы сделаться весьма сомнительным, так как преследование во всех подобных случаях оказывается возможным и по прошествии долгого времени, – corpus delicti – статья недозволенная всегда налицо.
Но преследование ограничено краткими сроками потому, что общественный и частный обвинители, не воспользовавшись этим временем для начатия иска, тем самым как бы дали понять, что они не считают известную книгу или статью опасною для общественного спокойствия или предосудительною для доброго имени частного лица.
С точки зрения уголовной политики всякое слишком позднее преследование противоцензурных нарушений не может быть одобрено потому, что, вместо желанного успокоения умов, оно скорее может только взволновать их.
Независимо от всего сказанного нами о преступлениях, погашаемых краткосрочной давностью, прибавим в заключение, что преследование многих из этих преступлений поставлено в полную зависимость от усмотрения лица пострадавшего и из того, что оно не воспользовалось принадлежащим ему правом в продолжение срока, назначенного для принесения жалобы, можно вывести то заключение, что преследование данного нарушения оно не считает для себя необходимым.
Законодатель дает каждому гражданину возможность ограждать в пределах, законом начерченных, его личность и собственность от всяких произвольных нарушений; но если известное действие не признается за нарушение тем самым лицом, против которого оно направлено, если, например, получивший пощечину этим не обижается, то всякое дальнейшее вмешательство уголовного правосудия считается делом совершенно излишним.
Выводя общий результат из всего сказанного нами, мы приходим к тому убеждению, что давность краткосрочная основывается на внутреннем значении и отличительных свойствах тех преступлений, с которыми она обыкновенно сопряжена, а также и на том соображении, что законодательство, установляя краткий давностный срок, тем самым высказывается, что, в видах общего или частного интереса, оно считает бесполезным всякое дальнейшее преследование этих нарушений.
Давность краткосрочную можно объяснить только с этой точки зрения. Все разобранные нами теории оказались неприменимыми к этому виду давности. Сознавая это теоретическое бессилие, Киль требует от законодателя признания давности с более продолжительными сроками. Мнение его лишено всякого основания.
Давность краткосрочную мы встречаем во всех законодательствах; она признается даже и теми из них (в том числе и нашим Уложением), которые на весь институт давности смотрят недоверчивым оком. Этот факт всеобщего признания не указывает ли на то, что краткосрочная давность вызывается насущными потребностями уголовного правосудия?
