Немецко-французская система, определяя понятие публичного приведения в исполнение, исходит из совсем иных основных посылок.
Для того чтобы получить патент, говорит эта система, изобретатель должен дать обществу эквивалент за даруемую монополию. Таким эквивалентом может быть только раскрытие секрета, раньше публике неизвестного.
Никто не принуждает изобретателя брать привилегию; нет причины поэтому идти наперекор его планам, если он пожелает открыть секрет, давно уже эксплуатированный им; общество только выигрывает от того, что одним секретом станет меньше; наказывать изобретателя за то, что он сперва пользовался фабричным секретом, а потом заявил желание получить привилегию нет смысла.
Но, конечно, выдача патента допустима только тогда, когда монополия даруется за действительное разглашение секрета, а не такой вещи, которая и без помощи изобретателя известна или могла бы быть известна публике. Еще старик Renouard говорил[1]: “Ни закон, ни общество не имеют права заставлять публику платить как за новое приобретение за такую промышленность, которою она уже владеет”.
Исходя из таких соображений, немецко-французская система переносит центр тяжести всей контроверзы на вопрос: было ли доступно публике до заявки то изобретение, на которое испрашивается привилегия? могла ли публика приобрести данные сведения и без помощи изобретателя?
Ввиду всего сказанного немецко-французская система строит понятие тайного исполнения из двух моментов: субъективного и объективного. Приводящий в действие должен желать сохранения тайны и действительно ее сохранить.
Одно желание сохранить тайну, не увенчавшееся успехом, точно так же как и одна фактическая неизвестность публики, не сопровождаемая желанием обеспечить таковую, недостаточны порознь для того, чтобы приведение в действие могло бы быть признано тайным.
А. Желание сохранить тайну может быть установлено весьма различными способами. Оно может быть или подразумеваемым, или специально оговоренным.
Наиболее часты случаи подразумеваемого желания сохранить тайну. При всяком мало-мальски сложном изобретении автор нуждается в помощи других лиц для его приведения в исполнение Крупные же химические и механические нововведения нередко должны быть обнаружены сотням рабочих и помощников для того, чтобы быть осуществлены.
Вполне очевидно, что все такие лица (физические помощники изобретателя) не могут быть ставимы на один уровень с посторонней публикой. Самое служебное отношение как бы связывает их в одну хозяйственную единицу, неотличную от изобретателя.
Следовательно, пока изобретение употребляется в присутствии только рабочих, инженеров, механиков и других служащих данной фабрики, без допущения сторонней публики, необходимо презюмировать, что изобретатель желает сохранить тайну[2]. Противное, конечно, может быть доказываемо.
В постановлении Reichsgericht’a 1 октября 1887 г.[3] указанный принцип признан вполне рельефно. Многочисленные французские решения также допускают сообщение рабочим без потери новизны. Например, Douai, 19 июля 1859 г.[4], Paris, 26 марта 1861 г.[5] , – Douai, 24 августа 1881 г.[6], Grenoble 1 апреля 1887 г.[7] и т. д.
Желание сохранить тайну может быть выражено также и expressis verbis: тогда оно создаст особое отношение доверия между изобретателем и теми лицами, коим изобретение сообщено под условием сохранения его в тайне.
Изобретение, сообщенное этим лицам, нельзя считать известным публике, так как изобретатель сохраняет возможность контролировать дальнейшее распространение его идеи.
В решении Reichsgericht’a 19 марта 1895 г.[8] совершенно правильно признаны тайным приведением в исполнение действия того фабриканта, который, допуская посторонних лиц на фабрику, предварял их о своем желании взять патент на определенную машину и брал с них реверс в обеспечение сохранения тайны. То же начало признано и во Франции[9].
Если между изобретателем и лицом, ознакомляющимся с изобретением, нет никакого служебного отношения, то желание сохранить тайну непременно должно быть оговариваемо специально. Поэтому, напр., продажа машины без реверса о сохранении тайны позволяет заключить, что изобретатель не желал более сохранять таковую[10].
Без желания сохранить тайну – нет тайного приведения в действие. Это важное начало естественно вытекает из основных принципов разбираемой системы.
Если публика могла ознакомиться с изобретением, но по каким-либо посторонним причинам (т. е. не потому, чтобы этому мешал изобретатель) не воспользовалась предоставленной ей возможностью[11], то изобретатель не оказывает обществу, заявляя изобретение, такой услуги, которая должна была бы быть вознаграждаема патентом. Наличность возможности узнать сущность изобретения уничтожает его новизну[12].
В. Но одного желания сохранить тайну также недостаточно: если секрет почему-либо не был сохранен, т. е. если несвязанные никакими обещаниями посторонние лица узнали об изобретении, и распространение новой идеи ускользнуло из-под контролирующей власти изобретателя приведение в исполнение перестает быть тайным[13].
Изобретатель может искать убытков с лиц, нарушивших свое обещание, но он уже не может возвратить своему изобретению утерянную новизну: он потерял тот эквивалент, который мог бы обменять на патент. Поэтому приведение в действие перестает быть тайным, когда оно фактически делается известным неопределенному кругу лиц.
Решением Reichsgericht’a 8 июня 1898 г. поэтому признано[14], что приведение в действие не является тайным, если купивший изобретение дал реверс о сохранении тайны, но сам о том своих рабочих не известил и даже допускал на фабрику посторонних лиц без всякого предупреждения. В решении того же суда 9 мая 1892 г.[15] признано, что перепродажа без реверса машины, купленной с реверсом, уничтожает новизну.
Я не цитирую французских решений, которых можно было бы привести десятки.
Общего ответа на вопрос: когда и при каких условиях изобретение должно быть признано доступным неопределенному кругу лиц, – дать, конечно, невозможно. Это является чистым вопросом факта.
В сборнике Gareis’a есть любопытное решение по делу одного фокусника, который до подачи прошения употреблял на сцене изобретенное им приспособление для “исчезновения человека”; члены Patentamt’a потребовали исполнения фокуса в их присутствии и затем постановили:
“Исполнение фокуса на сцене не дает возможности воспроизвести изобретенное приспособление даже и сведущим людям, за каковых члены Patentamt’a считают себя ввиду того, что им было известно содержание патентного описания”.
Для того чтобы рельефно оттенить различие, существующее между английской и франко-немецкой системами, отмечу, как относится последняя к вопросу о продаже изготовленного изобретения.
Последовательно развивая изложенные выше принципы, французская (и немецкая) практика признает публичным приведением в исполнение не всякую продажу (как в Англии), а только такую, которая сопряжена с необходимостью раскрыть публике секрет производства[16].
В решении Paris 16 января 1867 г.[17] поэтому признано, что продажа зубного эликсира д-ра Пьерра не уничтожает новизны ввиду того, “что химический анализ не позволил бы установить точных доз различных ингредиентов, которые только и дают продукту его значение”.
Наоборот, “продажа двух кусков материи уничтожает новизну, если простого осмотра этой материи достаточно для того, чтобы понять, каким способом она изготовлена”[18]. Продажа одного велосипеда уничтожает новизну примененных на нем усовершенствований[19].
В заключение отмечу, что, сходясь в основных принципах, французская и немецкая системы немного расходятся в их применении. А именно, в Германии считается уничтожающим новизну только то публичное исполнение, которое производимо было на немецкой территории. Сообщение способов, употребляемых за границей и неизвестных из печатных источников, признается немецким законом заслуживающим патента.
Во Франции же никаких территориальных ограничений законом не установлено.
[1] Renouard, стр. 247, Е. s. Kleinschrod, Die internationale Patentgesetzgebung, Erlangen, 1855, стр. 22
[2] О значении вообще опытов для учения о новизне см., напр., Patentamt, 9 декабря 1880 г., Gorets, II, стр. 190: “Es handelte sich dabei nur um die Feststellung der Leistungsfahigkeit und der Verwendbarkeit der Versachsobjecte fur militarische Zwecke, nicht um eine Erlauterung und Prufung der Maschinendetails derselben”.
Сp. Paris, 19 января 1872 г., Pataille, стр. 199: “Des experiences et essais ayan pour but d’apprecier la valeur d’une arme de guerre, n ‘impliquant pas l’abandon de droits de l’inventeur, ne sauraient, quelque publicite qu’ils aient eue (?) constituer la divulgation”. – См. Patentamt, 28 октября 1880 г., Gareis, II, стр. 36; Patentamt, 24 ноября 1881 г., Gareis, стр. 84 и т. д.
[3] Gareis, VI, стр. 97, см. также IV, стр. 30-59.
[4] Pataille, 1860 г., стр. 215.
[5] Ibidem, 1861 г., стр. 369
[6] Ibidem, 1882 г., стр. 11.
[7] Ibidem, 1890 г., стр. 30
[8] Gareis, XI, стр. 52
[9] Напр, Paris, 16 августа 1866 г., Cass. 22 марта 1867 г., у Pataille, стр. 273.
[10] Reichsgericht. 26 сентября 1898 г., Gareis, XIII, стр. 23. Отчасти противоречит решение Patentamt’a 27 августа 1891 г., Ibidem, IX, стр. 152.
[11] Сюда надо отнести знаменитую во Франции контроверзу о значении заявок за границей. Представим себе такой случай. Изобретатель заявил свое изобретение в Германии; оно было выставлено в Auslegehalle, т. е. сделалось доступным публике 28 октября 1901 г. Французская заявка того же изобретения была совершена 29 октября 1901 г.
Зависит ли судьба французского патента от того обстоятельства, что описание было или не было в Германии кем-либо просмотрено именно 28 октября? Доминирующая доктрина отвечает отрицательно. Совершенно последовательно. Раз изобретатель согласился на предоставление публике своего описания, он уже отказался от хранения тайны.
Руководящее решение: Cassation, 20 декабря 1886 г., Pataille, XXXIV, стр. 42; Е. s., Cass. 12 января 1863 г., 1 июня 1865 г. и т. д. (Ibidem, прим. 1); Cass., 9 декабря 1867, см. Pataille, XIV, стр. 86 и т.д; Weiss, Traite de droit international prive, 1894, стр. 273; Rep. general alph., N 1899; Delhumeau, Op. cit., стр. 43.
Contra. Seine, 13 августа 1879 г., Journal Clunet, XV, стр. 507; Cass., 30 июля 1857 г., Pataille, IV, стр. 108.
[12] Reichsgericht, 9 мая 1892 г., Gareis, IX, стр. 204: “Die offenkundige Benutzung einer Maschine liegt schon da vor, wenn eine unbestimmte Zahl von Personen von derselben hat Kenntniss erlangen konnen, unter Umstanden, welche diesse Kenntniss nicht als ein ihnen anvertrauten Geheimniss erscheinen lassen.
Ob die Gelegenheit zu einer solchen Kennthnissnahme erweislich benutzt worden ist, ist unerheblich, da das Gesetz nur verlangt dass die Benutzung durch andere Sachverstandige moglich war”. – См. Reichsgericht, 29 января 1881 г., Ibidem, II, стр. 158 и Reichsgericht, 29 января 1890 г., Ibidem, VIII, стр. 243.
[13] См. Beck von Managetta, Das neue osterreichische Patentgesetz, Wien, 1897, стр. 27.
[14] Careis, XIII, стр. 30
[15] Gareis, IX, стр. 195
[16] Gareis, XII, стр. 25
[17] См. Pouillet, стр. 404, Mainie, I, стр. 674 и цит. у него “La vente des produits fabriques n’est pas une cause de nullite lorsque ces produits ne peuvent pas par eux-memes devoiler les procedes а l’aide desquels ils ont ete faits” Paris, 10 января 1857 r, Pataille, III, стр. 15
[18] Pataille, 1868, стр. 256
[19] Douai, 8 февраля 1861 г., Pataille, 1861, стр. 271
