Приняв смешанный порядок французского типа, наше действующее законодательство для предварительного производства сохранило письменность как способ судебного разбора.
Предварительное следствие остается необходимой составной частью уголовного процесса, задача которой не ограничивается тем, чтобы лишь наметить нужные для суда доказательства, как по уставам австрийскому и германскому; напротив, судебный следователь должен привести в известность все обстоятельства дела (ст. 265 УУС).
Все действия предварительного следствия записываются в протоколы, от которых закон требует величайшей подробности: так, показания обвиняемого должны быть записаны в первом лице, собственными его словами, без всяких изменений, пропусков и прибавлений (ст. 409); тем же порядком должны быть изложены показания свидетелей (ст. 453); во всех иных случаях от протокола также требуется точное описание результатов наблюдения и деятельности следователя (ст. 468, 469).
Сторонам почти всецело запрещены словесные расспросы за редкими изъятиями (ст. 446, 463). Жалобы на действия следователя излагаются письменно или самим жалобщиком, или следователем с его слов (ст. 495); решение по ним постановляется на основании бумажного производства (ст. 502), по выслушании заключения прокурора и словесных объяснений жалобщика, если он находится налицо (ст. 504, 505).
Производство в обвинительной камере вполне письменное, бумажное, оно не допускает ни устных расспросов свидетелей, ни словесных объяснений сторон; в устной форме предъявляется здесь только заключение прокуратуры.
В значительно большей степени требование устности выдержано в производствах мировом и судебно-административном, которые во всех своих стадиях основываются на словесном разборе. Замена его письменными сношениями со сторонами или со свидетелями[1] или разбирательство по показаниям свидетеля, записанным на предварительном следствии[2] или при полицейском дознании, без устного расспроса, составляют существенные нарушения порядка судопроизводства, признаваемые достаточным поводом кассации.
Для окончательного производства дела в судебном заседании способом разбора во всех судебных местах принята устность, или, по выражению Устава гражданского судопроизводства[3], разбирательство на словах. „Мировой судья разбирает дело изустно” (ст. 88 УУС). „Разбирательство дел на съезде производится изустно” (ст. 156). „Судебное следствие производится изустно” (ст. 625). Устность как способ судебного разбора, по нашему праву, значит, что:
1) все по делу доказательства, которые по природе своей предполагают словесную форму, должны быть представлены суду именно в этой форме; таковы показания подсудимых, свидетелей, сведущих людей и объяснения самого обвинителя.
Не будет нарушением устности представление в письменной форме таких доказательств, которые по самой природе их предполагают письменную форму, так что устное изложение их было бы заменой первичного доказательства; сюда относятся:
а) бумаги, составляющие вещественные по делу доказательства (ст. 696 – 698 УУС);
б) удостоверения, исходящие от юридических лиц, которые уже по природе своей не могут быть вызваны в суд для дачи личного объяснения;
сюда между прочим относятся различные справки (о возрасте, о судимости, о состоянии дел юридического лица), в которых суд уголовный нередко встречает необходимость для разъяснения дела.
Равным образом нарушения устности нет, если показывающий словесно для облегчения своей памяти обращается к письменным заметкам: „Участвующим в делах лицам (т.е. сторонам), свидетелям и сведущим людям для более точного изложения их изустных показаний не возбраняется иметь при себе памятные записки в тех случаях, когда показания их относятся к каким-либо вычислениям, выводам или отчетам, которые трудно удержать в памяти” (ст. 628 УУС).
Даже „присяжным заседателям во время судебного заседания не запрещается делать письменные заметки” в тех же видах облегчения памяти (ст. 674).
Нет нарушения устности и тогда, если словесные объяснения и показания для большей наглядности их сопровождаются графическими изображениями; так, и Сенатом высказано, что изображение свидетелем какого-либо предмета посредством начертания или рисования, для большей ясности изустного его показания, не составляет нарушения устности разбирательства (1878/20, Сорокина); на том же основании лицам, дающим на суде изустные показания, предоставлено право прочитывать подкрепляющие их письма и документы (ст. 629), введение которых в судебное заседание не составляет нарушения устности потому и настолько, насколько содержание такого документа совпадает с содержанием устного показания или объяснения, сообщая ему лишь большую рельефность и убедительность;
2) объяснения между судом и сторонами в судебном заседании равным образом происходит в устной, словесной форме. Обеспечивая живой обмен мнениями и быстроту разбирательства, она гораздо лучше записок, суду подаваемых.
Но, подобно тому как при представлении доказательств, при объяснениях сторон обращение к письменной форме не составляет нарушения правила устности судебного разбирательства, если оно ограничивается задачей облегчения памяти или доставления слову большей степени точности и бесспорности.
Выше замечено, что ст. 628 и 629 относятся не только к свидетелям и сведущим людям, но и к сторонам. Во время устных прений стороны имеют несомненное право для облегчения памяти пользоваться заметками, определяющими систему и содержание их речей, стараясь о том лишь, чтобы по изложению быть возможно ближе к форме живого слова.
Сверх того, сторонам принадлежит право обращаться к письменности и для закрепления происходящего в судебном заседании или в форме требования о занесении данного обстоятельства в судебный протокол, или даже представлением суду письменных прошений; отказ в принятии последних был бы совершенно неправилен[4], потому что сам закон (п. 8 ст. 836) требует записи в судебный протокол замечаний и возражений сторон относительно каждого процессуального действия, и если обязанность записи принимает на себя сторона, то процесс ничего не проигрывает.
Между тем в интересах стороны нередко в высшей степени важно, чтобы не оставалось никакого сомнения о мотивах, ею заявленных, например при ходатайствах о вызове свидетелей и об отсрочке разбирательства по вновь открывшимся обстоятельствам (ст. 733).
Но так как окончательному разбору дела в общих судебных местах предшествует у нас разбор письменный, то в него входит значительный материал последнего рода, в явное отступление от устности как непосредственности судебного разбирательства.
Судебное следствие открывается здесь чтением обвинительного акта или документов, его заменяющих, куда в обширной степени вносится доказательственный материал по делу (ст. 259, 678).
Изложение на судебном следствии в письменной форме доказательств, по природе своей предполагающих устную форму, допускается не только в дополнение и объяснение устных доказательств, но и в замену их. Это имеет место в трех случаях:
1) акты произведённого на предварительном следствии дознания через окольных людей прочитываются на следствии судебном, которое ни в каком случае не воспроизводит вновь этого доказательства (ст. 454—466 УУС);
2) существенные для дела показания свидетелей, данные на предварительном следствии, прочитываются на следствии судебном, если свидетели эти, будучи вызваны, не явились в суд по законным причинам (ст. 626), но для свидетелей понятие законных причин неявки (ст. 388, 642), по нашему законодательству, весьма широко, а судебная практика еще более распространяет их, сокращая вместе с тем объем устного материала в пользу письменного; она допускает прочтение показаний и таких свидетелей, которые не были вызваны в суд по физической к тому невозможности, например за смертью, за ссылкой их;
3) суду предоставляется право по собственному почину или по требованию сторон прочитывать в судебном заседании составленные на предварительном следствии протоколы об осмотрах, освидетельствованиях, обысках и выемках, не производя этих действий вновь (ст. 687).
Менее крупным нарушением устности представляется письменное изложение таких доказательств не в замену, а в дополнение или разъяснение устного их изложения. Так, „не возбраняется прочитывать прежние показания явившегося свидетеля по отобрании от него новых, если изустные его показания несогласны с письменными, данными при предварительном следствии” (ст. 627 УУС); это только дозволение, а не предписание; воспользоваться им дает право не всякое разноречие в показаниях свидетеля, а только такое, которое не может быть устранено устным его расспросом.
Так, далее, прочтение протоколов об осмотрах или освидетельствованиях может иметь место и в случаях, когда действия эти воспроизводятся на следствии судебном, в дополнение создаваемого ими впечатления (ст. 687 – 692).
Затем, как замечено выше, право участвующих в деле лиц, свидетелей и сведущих людей подкреплять свои устные заявления ссылкой на доказательства, письменные по своей природе, не может быть рассматриваемо как нарушение устности.
При рассмотрении дела в апелляционной инстанции письменность как способ судебного разбора имеет место в объеме значительно большем, чем в первой степени суда.
Апелляционное производство начинается докладом дела по письменным материалам суда первой инстанции и принесенным жалобам; суд апелляционный может вовсе не вызывать свидетелей, допрошенных с соблюдением всех установленных законом требований в низшей инстанции, ограничиваясь прочтением ее протоколов (ст. 159, 889 УУС).
При кассационном разбирательстве значение перед судом имеет только то, что занесено в письменные акты; стороны допускаются к устным объяснениям, но лишь в пределах, кассационными жалобами указанных. То же замечание относится и к производству по частным жалобам.
[1] Препровождение обвинителю показаний ответчика для доставления против него объяснения, сообщая процессу письменный характер, решением 1867/582, Тимофеева, признано существенным нарушением; таким же нарушением в решении по делу Евграфова, 1868/74, признано принятие судьей письменного показания от свидетеля, оставшегося недопрошенным устно.
[2] Кассационным решением 1872/182, Зыкова, разъяснено, что разрешение мировыми установлениями дела без допроса свидетелей, на основании показаний, данных ими судебному следователю, производившему предварительное следствие и передавшему его по подсудности мировым установлениям, есть коренное нарушение начала устности суда.
[3] Далее — УГС.
[4] Того же мнения держатся комментаторы Гражданского устава (например, Победоносцев. Судебное руководство) относительно производства и у мировых судей. Напротив, Неклюдов* (Руководство для мировых судей. T. I. Спб., 1876. С.399) замечает: „Мировой судья… не вправе принимать, а тем более прочитывать на суде письменные объяснения или возражения сторон”.
Из делаемой автором ссылки на кассационное решение № 582 1867 г., однако, такой вывод отнюдь не вытекает; Сенат высказал лишь в этом решении, что при мировом разбирательстве по уголовным делам закону не известен предварительный обмен бумагами “между сторонами и что такой обмен не может заменять устных их объяснений.
